Для Леи он всегда был красивым. Красивым, несмотря на свою простоту. Особенная вещь, единственное связующее звено между принцессой и той женщиной, которую она никогда не знала, но которой ей так не хватало.

Женщиной, которая была ей ближе приемной матери, что умерла, когда Лее было три года. Женщиной, чье лицо она видела в своих снах: темные волосы, темные глаза, красивые и добрые, полные боли, грусти, тоски… причин этих чувств она, ее дочь, никогда не узнает…

Женщиной, чье присутствие она ощущала всякий раз, прикасаясь к гладкой древесине, словно легкое покалывание кончиков пальцев. Каждый раз, проводя рукой по резьбе, она чувствовала тепло, словно кулон воплощал собой чью-то любовь.

Лея провела долгие часы, размышляя не только о бывшей хозяйке кулона, но и о том, кто его создал. Кто мог бы вырезать в виде символов то, что не смог облечь в слова? Те чувства, благодаря которым она появилась на свет. Бейл Органа говорил, что он редко видел ее мать без этого талисмана. Кого же она любила так сильно, что ни на минуту не расставалась с этим кулоном, с этим признанием в любви, которое теперь находилось в руках той, кто обожал бы ее не меньше?

Лея чувствовала свою близость к этим людям. Две души, о которых она ничего не знала. Она размышляла о них обоих. Без них ее не было бы на свете.

Почему ты не осталась со мной? Она часто об этом думала.

Лея была бесконечно благодарна судьбе за тех любящих родителей, которые у нее были, но всю жизнь ее преследовало ощущение пустоты. Пустоты, которую она тщетно пыталась заполнить. В некоторые дни это чувство было сильнее, в другие — слабее. Лея пробовала понять закономерность, но не нашла никаких скрытых смыслов. Обычно оно едва ощущалось, и она научилась его скрывать. Иногда Лея практически не замечала эту пустоту, но в другие дни ощущение разрасталось страшной болью в груди. Безо всякой причины.

Со временем она научилась не обращать на нее внимания, но пустота всегда была рядом, присутствуя на краю сознания, в ее сердце, ее душе…

Однажды она спросила отца о своих настоящих родителях. Тогда Лея действительно не поняла его ответа… или его реакции, если уж на то пошло. Она отлично помнила те события. Канун двенадцатого дня рождения, когда Бейл подарил ей этот красивый резной кулон.

----------------------------------------

— Какая красота! Папа, он такой чудесный!

— Я знал, что тебе понравится. Он принадлежал твой матери.

— Правда?

— Конечно. Она… отдала мне его перед смертью. Она хотела бы, чтобы он был у тебя.

— Мама была красивой? Я знаю, что да.

— Да, она была… очень красивой, — его взгляд стал отсутствующим, в нем появилась печаль, понятная лишь тому, кто сам пережил боль утраты.

— Как она умерла?

Бейл вздрогнул и повернулся к ней. Казалось, прошла вечность, прежде чем он произнес:

— Роды, — сказал он наконец. — Она умерла во время родов.

— О-о-о, — по непонятной причине Лею не устроил этот ответ. Она посмотрела на кулон. Он был очень изящным, с резьбой, которую кто-то нанес с большим старанием и любовью.

— Она редко его снимала, — сказал Бейл.

— Кто ей его подарил? — спросила Лея.

Мать?

Отец?

Муж?

Сестра?

Непременно кто-то близкий.

— Я… не уверен. Думаю, что ее муж.

— Ты знал и его? Моего отца? — спросила Лея, поддавшись внезапному порыву. Она очень редко так делала. Бейл побледнел, и на его лице промелькнуло странное выражение. Принцесса почувствовала волну страха, растерянности, неуверенности, решительности, любви… но она схлынула так же быстро, как и появилась. Эти ощущения ее озадачили. Лея всегда чувствовала эмоции других людей, особенно собственных родителей. Почему он боялся рассказать о том, о чем она имела полное право знать? Но Лея была сообразительной девочкой. Конечно же, Бейл понимал, что она не станет любить его меньше. Но ей было любопытно. Наконец Бейл заговорил. Он тщательно подбирал слова, и она слушала его очень внимательно.

— Да, — вздохнул вице-король, — я знал его. Он умер примерно тогда же, когда и твоя мать.

Она поняла, что это значит — он погиб на Войне Клонов. Она хотела бы спросить Бейла о том, в какой битве это случилось, но что-то заставило Лею прекратить расспросы. Что-то странное было в словах отца. Пустота в глубине сознания расширилась, и от нее разошлась странная волна, звучавшая в голове подобно шепоту: "Не правда, правдаправда…"

Лея не знала, что думать, но решила не обращать внимания на эти странные чувства и ощущения.

— Вот бы они были живы, — сказала она, глядя на гладкий кусок светлого дерева.

— Они бы тебя очень любили, — тихо сказал Бейл, взяв ее за руку.

Лея неуверенно улыбнулась отцу.

— Как… как их звали? — тихо спросила она.

Секунду он колебался.

— Лея, ты не представляешь, как сильно я бы хотел сказать тебе. Когда-нибудь придет день, когда это знание станет для тебя безопасным.

— Безопасным? — спросила она, окончательно запутавшись.

— Ты так юна, Лея, и многие еще помнят твою мать… Она была красивой женщиной. Сильной. Она была сенатором, как и я, и, когда мир был под угрозой, она сражалась. Она всегда боролась, — он сделал паузу, давая Лее освоиться с теми знаниями, от которых ее всегда ограждали.

— И как раз потому, что она боролась, были такие люди, которым она не нравилась. Особенно Палпатину и имперцам. И если ты узнаешь ее имя, то можешь попасть под удар ее прежних врагов.

— Но я же все равно когда-нибудь узнаю? — тихо спросила она, глядя на него с надеждой.

— Конечно. Только… не сейчас.

Лею это устраивало. В его словах был смысл, и она не хотела, чтобы из-за того, что она узнала лишнее, произошло что-нибудь плохое. Но все же…

— Я бы никому не сказала, — прошептала она со слезами, чувствуя тепло дерева в руках.

Бейл улыбнулся.

— Конечно, нет. Но однажды ты все узнаешь, может быть, даже скоро, — заверил он.

Она снова задумалась, проводя пальцами по резьбе.

— А мой отец? Он тоже кому-то не нравился?

Бейл сглотнул. Сейчас — точно не нравится.

— Да, — сказал он, тщательно подбирая слова, — многие не хотели бы его вспоминать.

Особенно один человек.

— Но в один прекрасный день, Лея, в один прекрасный день это знание перестанет быть опасным. И тогда ты будешь с гордостью произносить имена собственных родителей.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю, малышка.


Вот так и закончился ее первый и единственный разговор о родителях. О ее настоящих родителях. Лея мягко погладила пальцами сгладившуюся от времени резьбу.

Я люблю тебя, мама, и сделаю так, чтобы ты могла мною гордиться. Вы оба. Все вы.

Обе ее матери и оба отца.

Лея расправила плечи, когда в комнату, где она была заперта, зашли двое штурмовиков. И встала, забыв спрятать резное украшение, навечно ставшее частью ее истории. Она выдержит. Она справилась однажды и сможет справиться снова.

Он может получить многое. Но только не меня. Он не совладал со мной в прошлый раз, не сможет и сейчас. Папа сказал, что моя мать была сильной. Я буду как она. Буду как мама.

Как ее настоящая мать, которой она не знала. И никогда не узнает.

----------------------------------------

Вейдер казался ей выше, чем она помнила. Но, может, и к лучшему: значит, принцесса давно его не видела. В целом это ободряло ее, но утешало слабо. Она шла, гордо расправив плечи, выпрямив спину, бесстрастная и полная решимости. Если это конец, так тому и быть. Она не сдастся без боя, покинет этот мир как воин, в сражении, также как отец и мать. Она умрет так, что ее погибшая семья будет ей гордиться. Обе семьи.

Он не смог покончить со мной тогда, значит, не сможет и теперь. Не сейчас — и никогда.

— Мы снова встретились, ваше высочество, — раздался низкий механический голос.

Голоса она не боялась. Ради матери, отца, Люка, Хана, ради всех них она не станет бояться.

— Чего вы хотите? — коротко спросила Лея, останавливаясь в паре шагов от него. Она знала, чего он хотел. Он хотел Люка. Он хотел власти. Он хотел ответов. Он должен был уже изучить ее достаточно хорошо, чтобы понимать — пытками у нее не узнать, где сейчас Люк. Вейдер всегда учитывал прошлый опыт. И хорошо, потому что на этот раз ответов у нее точно нет.

Даже сейчас она не могла объяснить, что произошло в той камере меньше трех лет назад. Тогда Темный Лорд прикладывал все усилия, чтобы расколоть ее, она чувствовала, словно раскаленный клинок вспарывает ее разум. Было больно. Как же было больно!

Это была совсем другая боль, но всякий раз, когда он вторгался в ее голову, что-то отбрасывало его, сопротивлялось ему; какая-то часть ее, что-то неосознанное, строило прочный щит вокруг всего, что было дорого Лее. И сейчас она снова потянулась к этой невидимой силе, надеясь, что она поможет сохранить мысли в тайне.

Да, Лея смогла почувствовать ее, очень слабо, на краю сознания, как нечто инстинктивное, защитное, оборонительное.

— Ваши усилия достойны восхищения, ваше высочество, — он сделал паузу, словно искал трещины в ее защите. — Но неумелы.

Неумелы? Что это значит? Она даже не знает, как именно удается защищаться от него!

Лея заставила себя не отвлекаться и отбросила посторонние мысли, сосредоточив все внимание на Вейдере.

— Я достаточно умела, чтобы остановить вас. Вы ничего от меня не добьетесь. Ничего! Я знаю, вам нужен Люк. И на сей раз я с радостью скажу, что понятия не имею, где он находится. Все, что вы можете сделать — это убедиться в моем полном неведении.

— Если бы я хотел знать, где он, принцесса, я бы давно нашел его.

— Тогда… что же вам нужно? — холодно спросила она. Сдержанно. Спокойно.

Он приблизился, сократив и без того пугающе малое расстояние между ними.

Чего он хочет? — в растерянности спрашивала себя Лея.

— Мне нужно… — произнес он у самого ее лица. Она застыла, ожидая знакомого вторжения в потайные уголки ее сознания. Но этого не произошло, и она осмелилась взглянуть на него. Он пристально смотрел в ответ. Пораженная Лея непроизвольно отпрянула. Он протянул руку к ее горлу…

Ну, вот и началось… — подумала она.

…и осторожно поднял пальцами маленькую, гладкую деревянную безделушку, висевшую на шее.

Она чувствовала, как от него волнами исходит замешательство. Оно клубилось так ощутимо, что Лея отшатнулась, ошеломленная и растерянная.

Но почему?..

— Где вы это взяли?

-------------------------------------------

Его голос был тихим — куда тише, чем она могла бы представить. Лея допускала, что он в состоянии испытывать подобное, но скорее уж это была вина вокодера в том, что в голосе слышалась… боль. Слишком тихо. Почти как шепот. Это казалось неправильным. По правде говоря, это совершенно выбивало из колеи. Зачем ему спрашивать о таких мелочах, когда он должен задавать куда более важные вопросы…

Почему?

Почему?

Она не понимала.

— Я…

Какое вам дело? Она послала эту мысль прямо Вейдеру, зная, что он услышит. Он должен был.

Но если послание и дошло, то он никак этого не выдал. Он просто вертел украшение в пальцах. Лея, совсем сбитая с толку, лишь смотрела на эти скупые движения. То, что он прикасался к единственной вещи, оставшейся от ее настоящих родителей, казалось таким… неправильным.

Она злилась, что даже сейчас Вейдер мог что-то отнять у нее. Он забрал Хана, ее друзей, может отнять Люка… Она ненавидела его за это, ненавидела его, ненавидела…

Ненавидела то, что кулон выглядит в его пальцах таким… уместным, словно так и должно быть. Это было самым странным. Самым тревожащим.

Постепенно к ней возвращалась способность логически мыслить. Почему Вейдер так интересуется простым украшением юной принцессы? Раз он интересуется — у него есть для этого веская причина.

Очень веская причина.

Воспоминания о двенадцатом дне рождения с невероятной скоростью промелькнули в голове у принцессы.

"…многие еще помнят твою мать… Она была сенатором, как и я".

"Она всегда боролась".

"Ты не представляешь, как сильно я бы хотел сказать тебе".

"Ты так юна, Лея…"

"И если ты узнаешь ее имя, то можешь попасть под удар ее прежних врагов".

"…многие еще помнят твою мать…"

"…многие еще помнят…"

Многие помнят ее…

Одно и то же крутилось у нее в голове.

Сенатор. Борец. Мать. Вейдер. Враг.

Лея не могла связать эти мысли друг с другом, но какая-то связь была. Разум складывал кусочки мозаики, даже не понимая их природы. Если ее мать была известным сенатором, выступавшим против становления имперских порядков, вполне возможно, что Вейдер мог ее знать. Хорошо знать.

Боец. Враг империи. Враг Вейдера…

Ненависть снова поднималась в ней, но потом Лея вспомнила, что, когда мать умерла, Империи, такой, как сейчас, еще не существовало. Она даже не называлась так…

И Вейдер мог узнать эту вещицу, этот кулон, только если знал ее мать очень хорошо.

Насколько хорошо?

Мысль была неожиданной и нелепой. Лея недолго удивлялась ей, а затем отбросила прочь. Прошло меньше пяти секунд — самые длинные пять секунд ее жизни.

----------------------------------

Он прикоснулся к гладкому светлому дереву, к резьбе, которая не должна была будить в нем подобные чувства.

Не должна была?

Нет, не должна, не сейчас. Возможно, в прошлом, но не сейчас.

Однако будила.

Он строго сказал себе, что символы были известны среди татуинцев, и что их мог вырезать любой житель планеты.

Но кулон был так похож…

Маловероятно, — тихо прошептал внутренний голос. Он заставил его замолчать, не желая поддаваться сентиментальности

Он слышал отрывочные мысли смущенной принцессы, но не обращал на них внимания.

Они не существовали. И она сама не существовала, и он — тоже.


"Я сделал это для тебя, чтобы ты меня помнила…"

"Я никогда не забуду тебя, Эни…"

"Я сохраню его навсегда…"

"Ты разбиваешь мне сердце!"

"Ты идешь по пути, которым я не могу следовать!"

"Я помню, как дал тебе его…"


Жестокая ирония: к нему вернулись воспоминания, которые он считал давно стершимися. Однако эти, казалось бы, похороненные, мысли вернулись, принеся с собой еще большую боль и чувство вины. Этого просто не могло быть. Не сейчас.

— Где вы это взяли? — снова спросил он. Тише, спокойнее, чем прежде, но требовательно.

— Мне дал его отец, — настороженно ответила она. Голос звучал испуганно.

Лея, принцесса Альдераана, которая всегда противостояла ему, теперь боялась — и он даже ничего для этого не предпринял. Ее пугает он — или непонимание?

— Органа? — спросил он тихо.

— Да, — на сей раз ее голос звучал увереннее.

Бейл Органа был хорошим другом для… нее, но настолько ли близким, чтобы она доверила ему… этот подарок?

Пальцы снова пробежали по резьбе, и он осторожно перевернул кулон, ища то, о чем мог знать только он. То, чего не могли найти посторонние. Взволнованный, он присмотрелся к резьбе на верхней грани, справа, в нижнем углу…


П.Н. Э.С.


Четыре крошечных буквы на ауребеше, изящно вырезанные на узкой верхней грани. Их невозможно было заметить, если не искать нарочно. Их легко было пропустить… но только не ему.

Это действительно ее кулон. Он вспомнил, что добавил свои инициалы после их свадьбы, по ее просьбе.

Казалось, что кусочек джапора в его руке вдруг превратился в каплю расплавленного свинца, горячую и светящуюся белым, чей яростный жар обжигал руку даже через перчатку.

На мгновение Вейдеру показалось, что его сердце остановилось. Умерло и остановилось. Он словно вдруг понял, что никогда не был по-настоящему живым. Он смотрел на призрак, призрак прошлого, который решил вернуть его в мир живых, чтобы он мог умереть снова.

— Бейл дал это — вам?

Эти слова так его потрясли, что он с трудом подбирал слова.

— Да, — повторила Лея, смущенно и очень осторожно. Ее мысли постепенно начали проникать в его отходивший от первого потрясения мозг.

Она что-то скрывает.

Он это чувствовал.

— Откуда у него этот кулон?

— Почему…

— Отвечайте.

---------------------------------------

Его голос был смертельно спокойным. Пугающим. Приказывающим. Тихим, но не допускающим возражений.

Сгустившаяся после этих слов тишина пугала Лею, по-настоящему пугала.

— Он… принадлежал его другу.

Она не хотела лишаться защиты, данной отцом, который так дальновидно оградил ее от знаний о собственных родителях. И она будет стоять на своем. Она поклялась, что защитит кулон.

Благодаря Бейлу Лея не знала даже имен настоящих родителей. Спасибо тебе за это, отец. Да, он мудро держал в секрете происхождение приемной дочери. И, как всегда, был прав насчет того, что лучше бы ей не знать. Она не понимала, что заставляет его так беспокоиться, но очень уважала Бейла и знала, что причина есть, хоть он и не может ее озвучить. И Лея хорошо поняла это прямо сейчас.

Несомненно, очень веская причина.

Судя по тому, как пугающе и необъяснимо сейчас вел себя Вейдер, она не была уверена, что вообще когда-либо захочет обладать этим знанием.

— Кто?

— Я… не знаю ее имени.

— Кто?!

Его голос прозвучал как удар грома, он заполнил всю маленькую изолированную комнату, эхом повторяясь в ушах, оглушая. Немыслимо — и в десять раз страшнее, чем на Звезде Смерти.

Лея сжалась, окаменела.

Почему он так говорит? Что должна делать я? Папа, что мне сказать? Что он может?.. Я…

— Я не знаю ее имени! — наконец выкрикнула она, почти со слезами. — Он никогда мне его не говорил!

— Ее? — спросил он с инквизиторским любопытством в голосе, который вновь стал смертельно спокойным.

Он знает, что… ох, папа, он знает…

— Моей матери, — прошептала она наконец.

Он отступил, медленно и неуверенно.

Выходит, они были знакомы. Ну, по крайней мере он не узнает от нее ничего нового.

— Она… она отдала кулон моему отцу перед смертью, а он дал мне его; он подумал, что лучше, если я… если я не буду знать…

Она замолчала, опустошенная этой странной исповедью и нахлынувшим после нее облегчением.

— Очевидно, он был прав, — добавила она холодно.

Будь она чуть внимательнее, то заметила бы, что Вейдер словно громом поражен. Он замер, словно статуя, которой была дарована жизнь, но которая страстно стремится остаться незамеченной в темноте.

Она продолжила отчаянно и зло:

— Вы отняли у меня все! — она закричала. — Альдераан, моего отца, моих друзей, все, что у меня было. Вы заберете и ту малость, что осталась мне от матери? Моей настоящей матери? Вы и ее уничтожите? Вы… вы…

Она попыталась найти слова, которые придали бы сил посмотреть в лицо этому… этому монстру… и мысль, не дававшая ей покоя, внезапно выразилась в словах.

— Вы знали ее, не так ли? — выплюнула она. — Вы и ее у меня отняли?

— Я не отнимал ее, Лея! — угрожающе прогремел его голос

Испугавшись, она отшатнулась к стене.

"Лея…" — прошептал он чуть слышно.

Лея. Он никогда не называл ее "Лея". Ни в детстве, ни когда они встречались раньше, никогда прежде. Всегда "ваше высочество" или "принцесса". Она ненавидела его. Ненавидела то, как прозвучало в его устах ее имя. Потому что оно прозвучало так правильно… и это было так неправильно.

-------------------------------------

— Я не знаю ее имени! — закричала она в отчаянной попытке избавиться от странного ощущения, вызванного его словами. — Он никогда не говорил мне.

Ее… ее… ее… ее… ее…

— Моей матери.

Вейдер отшатнулся, не веря, что эти слова действительно прозвучали. Его мысли спутались, разум был заморожен, тело онемело, сердце было… мертво.

Ее, ее… Падме… была матерью принцессы Органы.

Его жена.

Друг Бейла Органы.

Видимо, друг достаточно близкий, чтобы доверить ему своего ребенка. Его ребенка.

Мать… дочь… ребенок… брат… сын… дочь… жена…

Застыв от удивления, он представил, глядя на Лею, как юная принцесса перед ним медленно превращается в юную королеву. Сенатора. Он смотрел и видел внутреннюю силу Падме в их ребенке. Вейдер вспомнил, как впервые встретил ее на "Тантиве-4", почти взрослой женщиной. То, насколько Лея была похожа на… нее, почти лишило его твердости духа. Сейчас он тоже был встревожен, но уже совсем иначе.

Он пристально смотрел ей в глаза. В его голове осталась только одна мысль:

О Сила… нет…

Лея говорила о… он почти не слышал ее, мысли казались столь медленными, что лишь немногие добирались до его сознания.


Падме…

У них был

ребенок…

чьей

матерью…

была

его жена…

чья дочь была

принцессой…

с

Альдераана…

которую он…


— Вы и ее у меня отняли?

От этой фразы он вышел из ступора, гнев и отрицание захлестнули его.

— Я не отнимал ее, Лея!

Я не убивал ее…

Лея…

Он попробовал это имя на вкус.

Лея, принцесса.

Лея, как и ее мать…

Лея, имя он выбрал для их ребенка, если это будет девочка.

Лея — моя печаль, Лея — моя радость…

Он сделал шаг назад, увидев, как она удивлена тем, что он назвал ее по имени.

Даже сейчас некоторая часть его по-прежнему хотела, чтобы это было неправдой.

У него был сын. Вейдер знал, что мальчик, который только что приземлился здесь, был его сыном. Он потянулся к ней и слегка коснулся блестящей, яркой ауры, Силы, которая окружала мальчика так плотно, что невозможно отрицать его наследие. Почувствовал множество эмоций Люка, ощутил свет вокруг него, пока он спешно искал своих друзей. Он чувствовал, что они связаны, тонкими, но прочными и нерушимыми узами, говорившими о неоспоримом родстве. И теперь Вейдер ощущал то же самое к этой девушке

И даже сейчас отрицал это. Как?

Как?

Он был так близко. Стоило лишь прикоснуться к ней, протянуть руку и узнать… дотянуться до связи, которая должна быть, даже если он не замечал ее раньше.

Всего лишь прикосновение, один намек, и он все поймет…

Он сделал вперед шаг, казалось, растянувшийся на целые столетия. Словно обладая собственной волей, его рука потянулась вперед и коснулась шеи Леи, бережно возвращая кулон из джапора.

Связь с ней была не так заметна, как с Люком, но тоже существовала — едва ощутимая, неуловимая, серебристая, светящаяся… нить.

Это объясняло, как ей удавалось защитить свой разум, но не объясняло, как она могла быть его ребенком. У него был один ребенок — теперь их двое. Холодная логика подбрасывала ему одну за другой мелкие детали.

Младенец, усыновленный королевским домом Альдераана. Самый молодой представитель в Имперском сенате. Ее дата рождения совпадала с днем Империи. Как и у Люка.

По крайней мере так говорилось в тех файлах, которые он просматривал так давно. Очень давно. Он не смог вспомнить, сколько с тех пор прошло времени.

Дни?

Месяцы?

Годы?

Века?

Это не имело значения. Только одно имело значение, только одна мысль пронизывала молчаливую пустоту, в которую превратился его разум.

Близнецы.

Сила, что я наделал?

Что я наделал?

"Лея…"

----------------------------------------

Замерев, она смотрела, как он медленно приблизился к ней. Казалось, это заняло вечность.

"Лея…"

Она поразилась мягкому, задумчивому тону его голоса, совершенно не вязавшемуся с грозным обликом. Она смотрела то на него, то на пол, который неожиданно стал очень интересным предметом для наблюдения.

Что я такого сказала?

Она, пожалуй, не слишком хорошо соображала, когда обвинила его в убийстве матери.

Определенно. Не. Похоже. На. То.

Она разозлилась еще сильнее, потому что он, очевидно, знал мать. Папа говорил, что она на нее похожа. Вейдер был знаком с ней, а вот ей не пришлось ее узнать. Это неправильно! Все это так… неправильно.

Лея замерла, когда он протянул руку и отпустил кулон из джапора, слегка проведя пальцами по коже. От этого прикосновения по ней словно пробежал сильный, необъяснимой природы ток. Он был смутно знаком Лее, но она даже не содрогнулась, и это ее тревожило.

— Вы похожи на нее.

Папа тоже так говорил.

— Вы ее знали?

Тишина.

Знал.

Она замерла — казалось, уже в сотый раз за день. Она слышала его голос очень ясно — в своей голове.

Добавим это в список неправильных вещей. Самым смешным было то, что он не звучал как голос Вейдера. Вовсе нет. Никакого сходства. Но все же она знала, что это именно он. Точно так же как то, что не должна слышать чужих голосов в собственной голове. В другое время она бы никогда этого не признала, но у него был очень приятный голос. То есть — мысленный голос.

Глубокий баритон, мужественный и почти… теплый.

Еще одна странность для списка неправильных вещей.

Самым удивительным было то, что она ему ответила:

"Хорошо знали?"

"Да".

"Насколько хорошо?"

"Это… вас не касается".

"Она была моей матерью! Конечно — касается!"

"Не думаю, что вам понравится".

"Еще как понравится! Она была против вашей драгоценной Империи! Это уже достаточная причина для благодарности!"

Повисла тишина. Она могла бы поклясться, что он мысленно вздохнул.

"Вы правы".

"И?"

Он, казалось, пребывал в сомнениях, колеблясь и словно пытаясь решить, стоит ли отвечать.

"Она была очень близким другом", — произнес он наконец.

"Да ладно? — язвительно ответила она, или по крайней мере настолько ядовито, насколько это возможно в мысленной речи. — Итак, сенатор, который борется за справедливость, и ситх, который сражается за тиранию. Друзья? — она не скрывала ни сомнений, ни обвинительных ноток. — Если мой отец говорил о ней правду, она не связалась бы с вами".

"Он говорил правду… А Империи тогда не существовало".

Она не слушала Вейдера, уверяя себя, что близость, которая, как он утверждал, была у него с ее матерью, все эти годы являвшейся для принцессы почти что богиней, просто невозможна.

— Как вы могли быть близко знакомы с ней, если все, что сказал мой отец, было правдой? Он знал ее лучше, чем вы! — воскликнула она вызывающе, желая положить конец тревожащему ее телепатическому разговору.

— Вы, кажется, очень уверены в этом.

Что он пытается сделать? Запутать ее? Скорее всего.

— Уверена, — сказала она, стараясь, чтобы в голосе прозвучала твердость, которую она не ощущала.

"Почему? Вы даже не знаете ее имени".

Его голос снова прозвучал в ее голове, причинив боль. Проклятая телепатия.

— Я знаю достаточно! — воскликнула она.

Он проигнорировал возглас.

"Она ко мне хорошо относилась".

Очень, очень хорошо.

Что-то в Лее сжалось от этого пугающе тихого утверждения, вызвавшего дрожь и слабость в коленях.

— Как же так? — она рассердилась. Это был гнев на него, на непрошеное вторжение в ее частную жизнь…

"Если на то пошло, то вторгаетесь вы. Я знал ее куда лучше, чем Органа".

— Она была сенатором. А вы не политик! — отрицать его слова становилось все труднее.

— Да, не политик, — его ответы становились загадочными и, несмотря на всю ее злость, вызывали сильное любопытство.

— Тогда слушайте. Я понятия не имею, чего вы добиваетесь. Я не верю, что моя мать могла когда-либо… вообще… как я могу знать, что вы меня не обманываете? — спросила она раздраженно.

Откуда мне знать? Просто оставьте меня в покое!

Теперь он терпеливо разглядывал ее.

— Я подарил ей кулон.

Четыре слова. Четыре слова, которые объясняют его… нет, нет, он лжет.

Лея машинально потянулась к кулону, словно испугавшись, что он окажется испачкан одними его лживыми словами.

— Нет, это были не вы. Мой отец подарил его.

Но это прозвучало неубедительно даже для ее собственных ушей. Неубедительно и беспомощно.

Соберись, Лея!

После этих слов Вейдер, казалось, заинтересовался еще больше.

— И что же Бейл Органа рассказал вам об отце? — неожиданно спросил он.

— Даже меньше, чем о матери, — ответила Лея и адресовала ему мысль, полную яда: "И я полагаю, вы были и его хорошим другом тоже".

Снова тишина. Лея уже начинала искренне ненавидеть ее. Ей никогда не нравилось чувство неуверенности: оно всегда тревожило и заставляло терять контроль над происходящим

— Он был джедаем… — наконец сказал Вейдер, не придумав достойного ответа на ее выпад. Его голос стал напряженным, — …по имени Энакин Скайуокер.

Она застыла, в который раз за день потрясенная тем, что ей довелось узнать.

Энакин Скайуокер. Люк…

— Но Энакин был…

— Отцом Люка, — закончил он.

Она посмотрела на кулон в собственной руке, отыскивая инициалы.

П.Н. Э.С.

День рождения Люка… был в тот же день, что и ее собственный. Она думала, что их одинаковый возраст не более чем приятное совпадение.

Но он сказал…

— Но вы убили отца Люка… моего отца!

На это он откликнулся не так бурно, как на обвинение в смерти матери.

— Вы, кажется, излишне торопитесь с выводами, Лея.

"Сначала вы думали, что я убил вашу мать, теперь обвиняете меня в смерти отца".

Она смотрела на него, с трудом сдерживая слезы. Злые слезы, слезы потери, слезы предательства, слезы лжи…

Они были близнецами! Люк, который, конечно же, искал их… она знала, что он здесь. Она чувствовала его. Это ощущение было похожим на то, что она испытала, когда Вейдер коснулся ее. На то, как она предсказывала события раньше, чем они успевали произойти…

— Кто сказал вам, что я убил вашего отца?

— Люк сказал мне, что вы убили Энакина, — она задохнулась. Он чувствовал, что ей было трудно дышать.

— И откуда Люк узнал?

В его голосе не звучало обвинения: скорее, ему было любопытно. Она уже устала удивляться, почему.

— Я-я не знаю, я…

Лея зарыдала, желая, чтобы он прекратил этот разговор, желая, чтобы тьма отступила, чтобы пытка прекратилась и ее жизнь стала бы прежней, мирной и упорядоченной… она могла никогда его не увидеть… брата… Люка…

— Как ее звали? — прошептала она, подавив тихие всхлипы.

"Назовите хотя бы имя моей матери", — безмолвно взмолилась она, глядя на инициалы.

"Падме, — ответил он после мучительной паузы, — Падме Наберрие".

Голос Вейдера снова проник через барьер ее разума, и в нем прозвучала его боль, его печаль…

Его печаль? Но она слишком устала, чтобы удивляться.

Падме Наберрие? Неужели Падме Амидала Наберрие? — она была поражена. Амидала была королевой Набу почти тридцать лет назад. После этого она стала самым известным сенатором с этой планеты. Лея знала о ней немного, но и того, что она читала, хватило, чтобы она восхищалась ее решениями, ее борьбой, ее духом…

Набу, красивая, мирная… как Альдераан…

— К-как она умерла? — выдохнула она едва слышно.

Его аура, казалось, на мгновение потемнела, и он остановился, глядя в окно. Вейдер был неподвижен, и время для них будто волшебным образом остановилось

Он обернулся.

— Органа вам не сказал?

— Он сказал мне… он сказал, что она умерла при родах.

В голове послышался тяжелый вздох. Лея от души пожелала, чтобы эти уже начавшие ее бесить паузы навсегда прекратились.

— Да, так и было.

"Мне очень жаль, Лея, мне очень жаль…"

Жаль?

"Раньше вы никогда не называли меня Леей. Почему теперь?.." — она уже слишком устала, чтобы думать, слишком устала, чтобы злиться…

"Это имя вам дал отец".

— Он… Бейл рассказал, что так назвала меня мать, — в ее голосе слышалось лишь смутное удивление, усталое любопытство…

"Она дала вам имя — но выбрал его ваш отец. Оно очень нравилось ему. Оно означает воительницу, сильную женщину".

"А что означает "Люк"?" — прошептала она. Сейчас принцесса совсем не чувствовала себя сильной.

Казалось, прошла вечность, прежде чем он нерешительно прошептал в ответ:

"Свет. Мой свет. Единственный огонек в темноте".

А теперь не единственный…

"Падме назвала Люка. Она всегда думала, что у нее будет мальчик. Он был ее светом. Ее огоньком, когда все остальные… погасли".

Он тщательно подбирал слова, словно эта тема была для него очень болезненной.

Падме.

Он произнес это имя так осторожно, почти благоговейно, как если бы он говорил об ангеле…

Для нее это был все равно что удар, нанесенный прямо в грудь, прошивший сердце и разум единственной вспышкой жестокого озарения.

— Вы любили ее.

Это было утверждение, а не вопрос. Последовало бесконечное молчание.

— Да.

Ее голос звучал не то потрясенно, не то отчаянно. Измученная, она медленно опустилась на холодный пол, желая провалиться сквозь него. Жизнь покидала Лею. Она будто сходила с ума… ну, возможно, это было преувеличением…

Мысли путались, бесцельно блуждали, избегая темы, которая волновала ее так давно. Ничто больше не имело значения. Не было ничего важнее.

Вейдер. Любил. Мою. Мать.

Она словно умерла. Цена знания была слишком высока, эта мука, эта агония, которая угрожала поглотить ее целиком… И она сама не могла понять, в чем причина этой боли — острая жалость к себе или просто шок от пережитого...

Почему же тогда… был ли мой отец убит на войне? В ходе Чистки? Почему Вейдер любил мою мать?

Так много вопросов — и один ответ. Только этот ответ не имеет смысла. Она не была уверена, что хотела бы разбираться во всем происходящем. Страх заполнил ее мысли, ум застывал и приходил в движение, пальцы, казалось, онемели…

Так много вопросов и так мало времени; казалось, что для ответов на них нужна вечность. Времени не существует. Ничего не существует. Только один короткий ответ. Один ответ, заставляющий судорожно цепляться за жизнь, которую она знала раньше. Для чего она жила? Где ее жизнь?

Голос Вейдера прервал ее спутанные мысли, заставив прислушаться к уже знакомому звуку в собственной голове.

"Я ее очень любил, Лея".

Я думал, что вы с Люком умерли вместе с ней. Моя воительница, мой свет…

Подозрения обернулись истиной. Лея боялась. Какая-то часть ее опасалась того, что он собирался сказать, потому что тогда все обрело бы смысл. Это тоже было неправильно?

Падме… мать,

Энакин… отец,

Люк… брат,

Вейдер…

— Она была моей женой.